Предисловие к роману Алекса Тарна «Книга»

   Евреи задали загадку человечеству, так ее и не разгадавшему. Сотни и тысячи лет не умолкают споры, почему исчезли грозные империи и великие цивилизации, а небольшой народ, которому большую часть своей истории довелось скитаться, подвергаться унижениям и оскорблениям, тонуть в реках собственной крови, живет и продолжает быть раздражающим фактором в мире, все так же нередко вызывая ненависть, к которой, впрочем, примешивается зависть, смешанная с восхищением.
  До начала Нового времени, когда они вырвались из гетто и оккупировали первые линии фронта всех мыслимых сфер жизни — науки, искусства, политики, — евреи подарили миру только одну Книгу. И именно эта Книга явилась фундаментом новой великой цивилизации, в которой мы обретаемся и плоды которой пожинаем. Но Книга не только стала предсердием европейской культуры, а выполнила и иную роль: одна из разгадок тайны еврейства — в Книге, которая сохранила евреев как народ. Той Книге, которая носит многозначное название «Тора» и в самом широком смысле вмещает в себя Учение — священное знание, полученное от самого Всевышнего на горе Синай. Тысячи лет, в радостях и горе, в гетто и независимом сильном государстве, евреи сидели и сидят, склонившись над книгами, в совокупности своей составляющими Книгу: именно на этом стержне, оказавшемся несгибаемым, много веков крепилась вся конструкция еврейства. И иначе быть не могло: Книга — не столько продукт человеческого пытливого ума, сколько живой, одухотворенный и сакральный субъект. Согласно еврейским преданиям, Всевышний творил мир, уже заглядывая в предвечную Тору, советуясь с ней. И, записанная на камне, пергаменте, коже, бумаге, она жива — а ее жизнь есть залог жизни еврейства.
  Так полагают евреи, которые верят во Всевышнего и дарованную им Книгу. Но им также приходилось одновременно отвечать еще на один вопрос: а почему на их долю выпало столько страданий, чем они не угодили Всевышнему? Ответы многообразны, но ни один из них не является исчерпывающим и в конечном итоге апеллирует к «Божественной тайне». Зато однозначный ответ на этот вопрос дала религия, зародившаяся в лоне еврейства и победившая мир: жестоковыйные евреи не узнали своего Мессию, предали его на смерть и за это обрели вечные страдания. Отныне, по словам христианского богослова Августина Гиппонского, они должны были своей никчемной и горестной жизнью «вечного жида» оттенять победоносное христианство. Впрочем, некоторых христианских мыслителей и особенно одного из них, Маркиона из Синопа, жившего на рубеже I-II вв., смущала существенная деталь: важнейшая часть священной Книги злокозненных евреев-«богоубийц» вошла в канон христианской Библии и тем самым была освящена! И на этот шаг пошли сами христианские богословы! Маркион негодовал и протестовал, но ему не удалось исправить положение и убрать из христианского канона еврейскую Книгу. В итоге Книга продолжала жить, освященная уже новой религией. А значит, продолжало жить и еврейство — но ценой гонений и страданий, потому что истинных наследников Книги не могло быть двое. 
  А если бы Маркион победил? Тогда, по мнению некоторых современных исследователей, ненависти к евреям, антисемитизма в его привычном виде, не существовало бы. Ведь антисемитизм — это ненависть к конкуренту за наследие, Книгу. И если есть две разных книги, то и наследникам делить особенно нечего: они вполне могут мирно сосуществовать, каждый в своей вотчине. Но тут же возникает иная опасность: а что если маленький, рассеянный по миру, не прекращающий внутренние разборки народ забудет Книгу, потеряет ее? А значит, погибнет и еврейство, чья жизнь нерасторжимо связана с Книгой? И парадоксальным образом нескончаемые страдания еврейства становятся залогом его жизни. Книга, ставшая частью христианского Священного Писания, продлевает спор христиан и евреев навсегда — а для спора, как для танго, нужны два партнера, и оба живых.
  Но кто придумал, сконструировал такой престраннейший исторический парадокс? Сам Всевышний, по ведомому Ему одному Промыслу, или случайный рок, фатум?
  Алекс Тарн в своем романе «Книга» предлагает дерзновенный ответ на этот вопрос, в духе популярных ныне конспирологических теорий: два преданных своему народу еврея, прямой и честный Шимон из Бейт-Цайды и хитроумный изворотливый Йоханан (евангельские Петр из Вифсаиды и Иоанн — любимый ученик Иисуса), отчаявшись найти рецепт спасения Книги (а значит, и своего народа), сочиняют сценарий всемирно-исторической драмы, который только остается воплотить в жизнь. Они придумывают новую религию для язычников, заполняя ее подходящими историческими сюжетами, сказками, анекдотами, конфликтами, пророчествами, поступками, но соблюдая строжайшее условие: все содержание новой религии должно нанизываться на Книгу, отталкиваться от Книги, спорить с Книгой — но не уйти от нее. Пусть для идолопоклонников Книга станет идолом — и это гарантирует Ей жизнь. Если для реализации замысла сами его авторы должны погибнуть — что же, есть ради чего.
  Сама по себе экстравагантная конструкция Тарна, в которой первохристиане — на самом деле самоотверженные агенты иудаизма или Книги, не так уж нова. В средневековом еврейском фольклоре есть любопытная легенда о Симоне Кифе (Петре): когда назаряне (христиане) умножились, стали убивать каждого встреченного еврея, а их ложное учение привлекало к себе множество людей, Петр решил спасти положение. Узнав тайное имя Божье, способное творить чудеса, он прикинулся апостолом, совершил несколько чудес и заявил назарянам от имени Иисуса: «Учитель велел не творить зла евреям. Наоборот, если еврей ударит вас по щеке, подставьте другую щеку…» Петр сообщил, что назаряне должны соблюдать не еврейские праздники, а новые — связанные с жизнью Иисуса. И он, Петр, останется с ними — при дополнительном усло вии, что они построят ему башню в столице, где он будет находиться до конца дней и питаться только «хлебом горести» и «водой скорби» (по-видимому, не только для того, чтобы избегать некошерной еды, но и во искупление своего греха видимого отступничества). Нечего и говорить, что в душе Петр остался евреем и, сидя в башне, молился праотцам Аврааму, Исааку и Иакову. По преданию, он даже написал несколько гимнов (пиютим), некоторые из них до сих пор поются в ходе субботнего синагогального богослужения!
  Иначе говоря, Петру легенда приписывает то, что в реальности сделал апостол Павел (которому другое еврейское предание также приписывает героическую роль принятия на себя личины отступника ради спасения евреев) — вывел одно из течений иудаизма I в. За пределы иудаизма и превратил его в новую религию.
  Однако, согласно сценарию Петра и Иоанна, был необходим главный герой, который претерпит мученическую смерть. Связанная с ним мифологема и станет сердцевиной новой религии. И здесь автор придумывает столь же оригинальное, сколь и изящное решение: этим главным героем становится… Бар-Раббан (евангельский Варрава — тот самый, которого, согласно евангельскому рассказу, по просьбе толпы Пилат помиловал вместо Иисуса), от лица которого ведется повествование. В концепции Тарна Варрава — это не мятущийся и кающийся герой, как в романе Пера Лагерквиста, а вполне ничтожный человек, всю жизнь пытавшийся выйти из тени своего отца, известного учителя закона, и готовый ради этого на все. Его-то и избирают Петр с Иоанном на роль главного героя драмы. Надо сказать, что Тарн, как обычно в своих романах, довольно скрупулезно прорабатывает источники. Варрава — греческая форма арамейского имени Бар-Абба («сын Абба»); ученые расходятся во мнениях относительно точного значения этого имени, но некоторые из них полагают, что речь идет о сыне знаменитого ученого, мудреца — их нередко именовали Абба. Но еще более интересным является тот факт, что в ряде ранних рукописей в Мф. 27: 16 -17 говорится не просто об «Иисусе», а об «Иисусе Варраве». По свидетельству Оригена, в его время (т. е. к середине 3-го в. н. э.) большинство рукописей содержали это полное имя, а по некоторым свидетельствам, и в Евангелии от Марка первоначально полное имя Иисуса читалось как «Иисус Варрава». Многие исследователи считают, что позднейшие переписчики опустили имя «Варрава», чтобы Иисус Христос не делил своего имени с разбойником. Если это так, то Мф. 27:16 прочитывается особенно драматично: «…кого хотите, чтобы я отпустил вам: Иисуса Варавву или Иисуса, называемого Христом?»
  Варрава, по Тарну, послушно играет прописанный Иоанном и Петром сценарий — иначе говоря, проходит путь Иисуса из евангельского повествования: подстраивает чудеса, зачитывает на горе заранее написанные ему речи, прогоняет торговцев из Храма. Только в последний момент, уже накануне казни, он признается, что он Бар-Раббан, а никакой ни Иисус, Сын Человеческий и царь иудейский. Его прогоняют под улюлюканье и свист толпы. Бар-Раббан остается в живых, и тем самым нарушается сценарий, согласно которому гробница распятого должна была стать местом поклонения язычников. Но и этот несостоявшийся эпизод Петр и Иоанн обращают в пользу своей концепции: пусть гроб остается пустым, а во всеобщей суматохе, когда никто толком не знает, кого там распинали и сколько их было, можно пустить слух, будто Иисус распят и воскрес. Так и родилось христианство. Автор не только переиначивает привычную концепцию зарождения христианства, но и смело идет дальше: он карнавализирует ее, низводя основу традиционных многовековых религиозно-культурных ценностей до анекдота, а фигуру Спасителя — до ничтожной марионетки, которую используют опытные кукловоды.
  Насколько конструкция Тарна (если брать ее в качестве исторической концепции) может быть близка к исторической реальности? В очень малой степени. Очевидно, что ни евангельский материал, ни исторические исследования такого варианта предложить не могут. Этот факт да и сам подход Тарна, не чуждый канонам смеховой культуры, вполне могут вызвать обвинения в «кощунстве», в «разжигании межрелигиозной розни» — особенно в нашей стране, где религия нередко желает держать культуру на коротком поводке. Будут ли правы такие обличители? Ни в коей мере. Ибо Тарн — художник, а его книга — это роман, который во-обще не подчиняется критериям исторической правды или лжи. Изящество конструкции Тарна в том, что она заставляет читателя задуматься, что же погребено под тысячами трактатов, кантат и живописных полотен, — а всегда ли истоки исторического события таковы, как нам внушали на протяжении десятков поколений? А поскольку мы никогда не сможем со стопроцентной уверенностью ответить на этот вопрос, то всегда остается пространство для творчества художника — которое и заполнил Алекс Тарн с присущим ему мастерством.
  Но Тарн не был бы Тарном, если бы его роман остался еще одним конспирологическим описанием зарождения раннего христианства. Как все произведения этого мастера, роман многослойный, и события в древней Иудее вплетены в круговерть современной жизни с ее неординарными героями. Читатель подчиняется бешеному ритму и увлекательнейшей детективной интриге поисков медного свитка, на котором Бар-Раббан записал свою настоящую историю и потом закопал его в пещере, — он-таки переиграл кукловодов. Перед нами проходит череда наших современников, с их страстями и духовными поисками, верностью и предательством, любовью и болью. Мы прикасаемся к трагическим страницам российской истории, уносимся стремительным потоком петербургского наводнения и гибнем под камнепадами израильской пустыни.
  Алекс Тарн — один из очень немногих современных русских писателей, который абсолютно управляет стихией русского языка (или она им правит?). Это невероятная, яркая и выпуклая, буквально кинематографическая точность деталей (остается только удивляться, почему по романам Тарна еще не снимают фильмов?), метафорическая насыщенность, помноженная на скрупулезно и изысканно разработанные сюжетные линии, переплетающиеся и расходящиеся в удивительном танце. Все вместе это имеет точное название — настоящая литература.
  И опять же, Тарн не был бы Тарном, если бы «Книгу», как и все его романы, не пронизывало ощущение абсолютного единства времени, пространства, истории. «Адонай Эхад» («Господь един») — главная еврейская максима, насыщающая творчество Тарна. Его романы — это отражение мира, многослойного и много-образного, но подчиняющегося единому дыханию и ритму, заданному Всевышним, какую бы географическую и временную точку ни занимали его герои. Вот и в «Книге», казалось бы, конспирологический замысел двух людей, рукотворный сценарий, оказывается частью некоего более общего Замысла, и все попытки обнаружить медный свиток с истинной историей неизменно пресекает таинственное и непостижимое Оно, неотвратимое и страшное. Свиток существует — но зачем? Нам не дано знать времени, когда мы его обретем: свиток «просто лежал и ждал своего часа».
  Так и роман Алекса Тарна ждал три года, пока его не напечатало издательство «Эннеагон Пресс». Наконец, читатели смогут познакомиться с ним — блестящим романом большого мастера.

Юрий Табак.